• 

Подробности

Опубликовано 08.02.2015 08:47

Просмотров: 2241

 Крестьяне и Царь

 Очень ярко об образе Царя у крестьян  высказался в своих воспоминаниях Н.А. Павлов - член Государственного Совета, один из разработчиков Столыпинской реформы. По долгу службы он неоднократно встречался с Государем Николаем II, сам родился в деревне поэтому обо всем этом знает не по наслышке.

"Отношение Государя к крестьянскому сословию совершенно ясно.  Он глубоко, реально его любит и в нем любит Россию; любит народ в деревне, в армии, всюду, где бы ни проявлялась его сила.  Любовь Государя к крестьянам – продолжение любви всех его предков XIX столетия.  Любовь эта верная и не разу не ослабевшая.

Неведомы останутся отношения к Государю.  Народ таинственный… мистический...?.. Полагаю ни то, ни другое.  Простой и земляческий, скажу я,  - домашний.  Умный – но домашний, оттого дальше своего носа не видит и сдвинуться никуда не может.  Встать не встанет.  Сидит сиднем и копашиться в земле.

«Показать» эти деревенские ничего не могли.  Солдаты-дети показывали.  А отцы сидели дома.  Богу и Царю крепко верили.   Законы соблюдали и подати платили.

Веря крестьянству, Государь был прав; в нем одном, благодаря природе, быту истории и Вере, жила еще совесть, и будь другое общество, и сумей бюрократия вовремя начать осуществлять скромные сельские пожелания и сделать народ собственником, - история России была бы иная, и Россия не была бы сегодня погублена.

Прожив всю жизнь в деревне, я утверждаю наличие совести и былую народную Веру, высокий дух, сельскую честь и верность крестьян Государям.   Не было случая неверности Царю.   Пугачев – и тот ведет толпы именем Царя.  Ни одна война, ни одно бедствие не вызывает в деревне ропота против Государя…

Отсюда и глубокая вера, и верность Государей народу…"

 Обратимся к еще одним воспоминаниям, которые наглядно рисуют картину почитания Царя у простого народа: «Назанский в своих воспоминаниях о Костромских торжествах по случаю 300-летия Дома Романовых говорит, что когда Их Величества отбыли на Императорскую яхту, то, лишь только народ увидел Государя, раздалось могучее, непрерывное «Ура!», шапки полетели вверх, женщины махали платками, многие плакали.

Государь снял фуражку и низко поклонился народу, глаза у Него были влажны.  Рядом с ним была Императрица Александра Федоровна, две слезы медленно катились по Ее белому, как мрамор лицу…  Тронулась Императорская яхта…  Толпа народа следовала вдоль берега, многие вошли в воду и по грудь в воде стремились приблизиться к Царскому пароходу, продолжая свое неистовое «ура» и бросая вверх шапки, пропадавшие затем в волнах…

Присутствовавший на этих торжествах инкогнито герцог Мекленбургский, брат Великой княгини Марии Павловны, не мог удержать слезы умиления, созерцая эту не виданную нигде в Европе картину народных оваций своему Монарху.   Все иностранцы, видевшие костромские торжества, были тоже поражены таким единодушным выражением народных чувств к Царю…»

А вот воспоминания об образе  Царя  в крестьянских домах Юрия Миролюбова "Царский портрет":

"Проснулся я от весеннего снопа лучей, заигравшего в глазах, и еще потому, что Прабабка Варвара пришла меня будить.  "Вставай детка! Вставай, милый!" - сказала Праба.  Быстро помылся, с помощью Прабки оделся, а потом она меня причесала, и вот я сам малыш трех большущих собственных годов, полный безудержной жажды что-то делать, что-то есть, куда-то лететь...  "Сначала помолимся Богу!   Говори: "Господи помилуй Маму, Папу, меня малого, Царя нашего, русского, всех людей наших... Вот так!"  Тут Праба меня подхватила и внесла в столовую...   Тут поднялся собачий лай, шум, послышались окрики мужиков.   В доме поднялась суета.  Входили и выходили новые люди.  В залу вносили  длинный ящик.   Наконец послышалось: "Царский портрет.  И... как живой!.. Господи!.. Царь-Государь...».   Наконец, перед самым обедом нянька не вытерпела, взя­ла меня на руки и прошмыгнула в залу.   Там, на боковой сте­не, против окон, висел большой портрет Государя.   Я в первый раз видел его таким большим, нарядным, в мундире. «Няня, почему же Царь та­кой?» — спросил я.   «А вот, потому! — ответила она. — И ты — смотри и не спрашивай!   А он, вот, как Бог дал, такой и есть! И наше дело — молиться Богу и слушаться Царя!» Я помню, до вечера над этим думал, и не мог понять, а вече­ром Прабка подтвердила: « На небе — Бог, а на земле — Царь, а потом уже все остатние!» Она вздохнула: «Ты же — дитя ма­лое, еще не знаешь, как все на свете.   Людей много, и каж­дый своего хочет, а Царь — один, как перст, Он один за всех стоит!    И нет ему ни минуты покоя!   Молись за него!»   И вот помню, что твердо решил за него молиться.   Как же! Он ведь один за всех.   Мне так и казалось: стоит Царь, и Он —один, а по другую сторону стоят все люди.   И то, что сказала нянька, так и быть должно.   Я даже не думал, что можно спросить: «почему?»   Просто раз сказано: «Царь», то этим решено все, и никаких вопросов не могло быть.

Между тем с утра того же дня стали заходить к нам люди, чтоб посмотреть на Царский портрет.   Мы их принимали, а они, став у портрета, смотрели, крестились, кланялись, ухо­дили .  На их место являлись другие.   Один дед стал на коле­ни, перекрестился и поклонился Царю до земли.   Михайло, которому я сейчас сбегал рассказать, разъяснил: «А это он потому, что перед Царем и Богом — все грешны!».   Многие вздыхали, молились, другие шептали про себя, точно сообщали Государю про свою жизнь крестьянскую, горести и радости.   Наши родители всех ласково принимали.   Бывало, что и смеялись от души.   Да и как было не смеяться!    Пришла одна баба с ловким, подтянутым парнем!  «Это мой старшенький! — рекомендовала она: — Дома — еще двое.  Вдова я.   Билась-билась с ними, пока вырастила...".   Я видел, что в народе к Государю не простое отношение, как к правителю государства, но что в него как бы вера, что ли, есть, и уж, во всяком случае, люди на него смотрят не как на человека.   В Царя, пожалуй, как бы верили.   Недаром, осуждая кого-либо, народ говорил: «Да что там... Он в Царя-Бога не верует!»   Этим говорилось все.   Не­годный, мол, человек.

Годы шли. Прабка болела ногами и сидела по целым дням в кресле.  Она меня заставляла ставить каждый день свежие цветы на столике, у портрета Государя: «Надо же! — говори­ла она. — Это ведь наш Царь-Государь.    Какого дал нам Гос­подь, такой и есть.    А мы должны его поважать!   Без Царя жить нельзя.    Ежели кто и скажет, что можно, плюнь ему в глаза!    Врет, негодяй!»    И когда, зимой, не было цветов, она горшок герани ставила: «Пусть хоть зелененькое что-то бу­дет.  

 

Боже, помогай Царю нашему!   Ему трудно с людьми уп­равляться.   Все они — врут, все — кланяются, а сами Русскую Землю продать готовы».    Кучер Михайло объяснил: «Русская Земля?.. Пойдем!» и, выведя меня на огород, взял горсть зем­ли в руку, сжал ее в комок, понюхал и произнес: «Да...  Вот она наша земля, и Царь ее бережет!   А ты думаешь, русские сами бы ее уберегли?  Гэ!  Врагов, брат, много.    Не будь Царя, в клочья бы разодрали».    Это я запомнил твердо.   И когда на­чалась война, всем сердцем хотел быть сам на войне.

В Первую мировую войну турки военнопленные на допросе, когда спросили: «Видели, как ехал по ущелью Царский автомобиль? » —отвечали: «Ви­дели». — «Отчего же не стреляли по нему?» — «Да разве ж можно стрелять в Белого Царя?» — отвечали они как бы в испуге.  И это были вражеские солдаты!

К чести русских, надо все же сказать, что ни у одного из них рука не поднялась против Царя.   Русские его оставили.   Среди цареубийц ни одного русского не было.  Убили Царя и его семью чужеземцы.

Но еще во время первой революции 1905 года Отец сказал:  «Люди злы!   Государь первый хотел бы перестроить все в России, но им ведь не это нужно!   Они хотят крови, бедствий, потрясений...»

Пришла Первая мировая война, а за ней и революция с Гражданской войной.   Я должен был уехать за границу.   На­чалась эмигрантская беда.  Часто вспоминал я Царский пор­трет и думал, как несправедливо обошлись люди с покойным Государем".

Опять обратимся к очерку Н.А. Павлова: "И сегодня, вникая в смысл событий, явствует, что символ «Царь и народ» - В России не пустой звук, а  сила.  Сломал эту силу, сверг Царя не народ, а продало его и свергло общество, и в очерке жизни Государя Ему – носителю  русской славы и бытия страны – противопоставлено было только общество.

 

Падение России, вслед за падением Царя, показывает ту глубочайшую живую связь Царя с народом, которой существовала и строилась наша страна.

 

На сцене истории: Царь, общество и народ.  Общество сознательно вышло из этой цепи.  Оставшиеся две силы: Царь и народ - потеряли друг друга.  Оправдался принцип Самодержавия.  Без него кто угодно потянется на голову народа, но корней в народе не найдет.  Корень подлинной власти - от глубин веков.  Без Царя земля осталась одинокая.  Началось возглавление народа с тряпьем вместо знамен и хоругвей.  Началась война города с деревней.

 

Государь полагался на народ, но не отдавал себе отчета, что народ Ему помочь в час нужды не сможет.  Он не мог ни позвать, ни спросить народа.  Не было вечевого колокола, не было ни верных гонцов к народу, ни посредников.    Зато набатом для созыва революции будет Дума: ее назначение - призыв к крови". 

 

 Источники -  1. Николай II в воспоминаниях и свидетельствах. - М.: Вече, 2008.-352с.

2. Павлов Н.А. "Его Величество государь Николай II". Попов А.В. "Патриарх Тихон о царской власти".- СПб.: Держава, 2014.-172с.