Опубликовано 19.07.2014 08:02
Просмотров: 3691

Случаи из жизни Царской Семьи: часть 3

 

Воспоминания князя Дундукова-Изъединова (Льва Ивановича)

 Рассказано самим князем, служившим Л.-Гв. в Гусарс­ком Его Величества полку, в то время когда Государь Импе­ратор, будучи Наследником, командовал в полку эскадроном.

 «В связи с юбилеями 1812 и 1613 годов одна мелкопоме­стная помещица Курской губернии, имение которой за долги ее покойного мужа (9.000 рублей) продавалось с торгов, обратилась к губернскому предводителю дворянства, кня­зю Л.И, Дундукову-Изъединову с просьбой ходатайствовать перед Государем помочь выкупить ее имение.  Дундуков, будучи в Ялте, на приеме у Государя, окончив свой доклад, складывал бумаги в портфель, когда Государь, увидав ос­тавшуюся там бумагу, спросил: «А это что?» Кн. Дундуков доложил, что это одно необоснованное, незаконное проше­ние. «Как незаконное?» — и взяв бумагу пробежал ее. «Оставьте мне это. Но никому не говорите. Я запрещаю Вам.   Я сделаю, что могу».

 Через некоторое время кн. Дундуков был вызван Госуда­рем в Петербург.

«Мой вызов Вас удивил?   Вы помните о незаконном прошении, который Вы, мне передали в Ялте?     Так вот: передайте 12.000 рублей,  9.000 - чтобы выкупить имение, и 3.000 – для покупки инвентаря».

 Князь не выдержал и заплакал.   Государь его обнял и по­вторил опять, чтобы он никому не говорил об этом.

Вернувшись в Курск, кн. Дундуков отправился к старуш­ке, чтобы передать ей деньги от Государя.

 «Ну что, батюшка, отказано?» — «Нет, матушка, не от­казано. Его Величество посылает Вам 9 000 на выкуп име­ния и 3 000 на инвентарь».   Старушка — в обморок.   Затем на­писала письмо Государю на старом клочке бумаги, который нашелся в доме.  

При следующем своем приеме у Государя кн. Дундуков передал Ему письмо, Государь, всегда сдержан­ный, еле мог сдержать своего волнения при чтении письма. Слезы наполнили Его глаза, губы дрожали и бумага чуть не упала из Его рук»

 

Из воспоминаний ген. А.А. Мосолова (Еженедельник Высшего Монархического Совета № 19 от 19.12.1921 г.)

  Государь возвращался с охоты. Его запряженная тройкой коляска въезжала на обширный двор Скерневицкого двор­ца. У самых ворот какая-то старушка, быстро отделившись от толпы, бросилась на колени, размахивая прошением. Ло­шади испугались, подхватили и понесли по направлению ко дворцу. Казак Конвоя Его Величества, ординарец Государя, стоявший у подъезда, бросился навстречу лошадям, ухватил­ся за поводья коренника и остановил тройку. Все это про­изошло в несколько мгновений.

 Когда я подъехал во второй за государевой тройкой, Его Величество уже вышел из экипажа и спокойным голосом расспрашивал ямщика, почему испугались лошади. Узнав, что казак остановил лошадей, Государь приказал позвать его, но оказалось, что его снесли в приемный покой.

 Обратившись ко мне, Государь сказал: «Отнесите ему сей­час подарок от Меня и скажите, что завтра Я сам приеду по­благодарить его за молодецкий поступок». Направляясь ко дворцу и отделившись от сопровождающих, Государь снова позвал меня:

 «Пойдите и узнайте, какое прошение эта старушка хоте­ла мне подать, и присмотрите... чтобы... полиция... — Госу­дарь как бы запнулся, видимо, подыскивая подходящее сло­во, я позволил себе досказать: — не перестаралась»; Государь улыбнулся доброю, незабвенной для меня улыбкой и сказал: «Вот именно».

 У ворот я нашел старушку, окруженную толпой и полицией, взял у нее прошение о пособии, приказал проводить ее домой и на другой день прислать ко мне за вспомоществованием.

 Казак был только ошеломлен сильным ударом и отделался легкими ушибами.

 На следующий дань он явился на службу и получил из собственных рук Его Величества золотые часы с вензелем Государя.

 Из воспоминаний генерала П.Н.  Краснова

  Описывая посещения Государем Императором различных частей войск, ген. Краснов  пишет:

 "Но когда Государь видел особенно счастливое лицо, непринужденную улыбку, первый раз стоявшего перед ним солдата, когда строго заученные, трафаретные, уставные солдатские  ответы вдруг срывались на простодушно-интимные, мужицкие, мягкая улыбка появлялась на лице Государя;  стальной блеск голубым огнем сиявших серых глаз смягчался, и Государь задерживался дальше...

 Смотр стрельбы.  Маленький, крепкий солдат 147-го пех. Самарского полка, коренастый, ловкий на диво выправленный, стоял перед Государем.  Государь, взявши его мишень, рассматривал попадания.  Четыре пули можно было ладонью накрыть; все около нуля, пятая ушла вправо.

 "Эх, куда запустил, - отдавая мишень солдату, сказал Государь. - В седьмой номер.  Весь квадрат испортил.  Рука, что ли, дрогнула?"

 "Ничего не дрогнула, Ваше Императорское Величество; у меня не дрогнет, не бойсь... не такая у меня рука", - бойко ответил солдат.

 "Однако пуля почему-то ушла у тебя в 7-й номер.  За спуск, что ли, дернул?"

 "Это я-то дерну?  Да побойся Ты Бога! Я за белками с малолетства хожу... И я дерну!"

 С командиром полка готов был сделаться удар.  На лице Государя сияла его обычная, несказанно добрая улыбка.

 "А вот и дернул", - посмеиваясь над солдатом, сказал Государь.

 "Нет не дернул...  А так толкнуло что-то под руку.  Нечистая сила толкнула...  Он враг, он силен, без молитвы пустил".

 "Вот это и есть дернул!  Ты какой губернии?" - Сразу становясь серьезным, солдат быстро выпалил:

 "Олонецкой, Ваше Императорское Величество".

 "Ну спасибо.  Все-таки отличный квадрат", - и Государь передал охотнику на белок коричневый футляр с часами".

 Из воспоминаний генерала П.П. Орлова

  П.П. Орлов, будучи дежурным флигель-адъютантом в Петергофе в 1908 году и собираясь ложиться спать, услышал в соседней (приемной) комнате шум и голоса.   Войдя в эту комнату, он увидел какую-то женщину, всю в слезах, кото­рая умоляла быть допущенной до дежурного флигель-адъютанта.   Было около 12 час. ночи. Ген. Орлов ввел ее в комнату и успокоил, как мог.   Она рассказала, что она - невеста сту­дента.   Он чахоточный.   Войдя в партию социалистов-револю­ционеров, он не мог больше выпутаться и выйти из партии и против своей воли сделался членом боевой организации.    Уз­нав о целях этой организации, он хотел ее покинуть, но был удержан силой.   Организация была арестована, и он также.   Но он не виновен.    Он осужден на смертную казнь и завтра должен быть казнен.   Умоляет все сказать Государю, просить его помиловать, чтобы он мог бы умереть собственною смер­тью, т.к. ему осталось недолго жить.

 Мольбы женщины подействовали на ген. Орлова.   Он при­казал подать тройку и поехал в Александрию, место пребы­вания Государя.

 Разбудив камердинера Государя, просил о себе доложить.   Государь вышел.   «Что случилось?» — спросил Он спокойно.    Ген. Орлов доложил и подал прошение.   Прочитав его, Госу­дарь сказал:«Я очень благодарю Вас за то, что Вы так по­ступили.    Когда можно спасти жизнь человеку, не надо коле­баться.    Слава богу, ни Ваша, ни Моя совесть не смогут нас в чем-либо упрекнуть.    Государь вышел и, вернувшись, пере­дал ген. Орлову 2 телеграммы: на имя Министра юстиции и коменданта Петропавловской крепости: «Задержите казнь такого-то.    Ждите приказаний.   Николай».    «Бегите, — при­бавил Государь, — на Дворцовый телеграф, отправьте теле­граммы и одновременно телефонируйте министру юстиции и коменданту, что телеграммы посланы и что они должны принять меры».

 Ген. Орлов исполнил приказание и, вернувшись в дежур-комнату, сообщил женщине результаты.   Она упала в оборок.

 Год спустя ген. Орлов, не зная, что сталось с помилованным, получил однажды письмо из Ялты.   Письмо было от невесты помилованного, которая сообщала, что ее жених по  приказанию Государыни был осмотрен придворным врачом послан за счет Государыни в Крым.   Она добавила, что ее жених совсем поправился и они теперь женаты.   Просила об этом довести до сведения Государя, благодарить Его еще раз, что Он спас жизнь ее мужу и они счастливы.  

 «Что бы ни случилось, мы готовы отдать свои жизни за Государя», — оканчивала она свое письмо.

 Орлов доложил Государю. «Видите, как Вы хорошо сделали, что послушались Votre Inspiration, Вы осчастливили двух людей», — сказал Государь.

 

 Из детских воспоминаний С.Я. Офросимовой

  "Особенно мне памятна одна всенощная в Федоровском соборе в Царском Селе, куда могли ходить и посторонние люди.

 Я стою в церкви впервые после перенесенной тяжелой болезни.   Прислонившись к стенке от слабости, я напряженно ожидаю приезда Государя...   Вдруг скрипнула боковая дверь и широко распахнулась.   Вошел Государь с Великой княжной Ольгой Николаевной.   Они становятся на своем обычном месте...    В церкви становится все жарче; кадильный дым вьется клубами под низкими сводами.   Крупные капли пота выступают на бледном лбу Государя.    Он подзывает к себе адъютанта и тихо просит открыть боковую дверь.  

   Снова видна снежная дорога, на которую падают быстро кружащиеся снежинки.

 Морозный воздух охватывает меня, пронизывает насквозь ослабевшее после болезни тело. Моя мать, напуганная моей болезнью, с тревогой накидывает на меня шубу и озабоченно спрашивает, не холодно ли мне.

 Государь оборачивается на мой кашель и замечает, как моя мать меня укутывает.  Его глаза с лаской и участием останавливаются на мне.  Затем  он снова подзывает адъютанта, и я слышу тихо, но четко сказанные им слова: "Закройте дверь, этой девочке холодно".  Его приказание исполняется.  Мы стоим несколько минут растроганные и взволнованные и затем уходим из церкви, чтобы дать возможность Государю снова открыть дверь".

 Из воспоминаний генерала Кондзеровского

  В первый год войны, когда Верховным Главнокомандующим был Великий Князь Николай Николаевич, Государь Император неоднократно приезжал в Ставку.   В один из приездов Его Величества произошел следующий, весьма характерный эпизод: это было весною 1915 года. Погода была хорошая, Государь обедал в большой палатке Великого Князя, и приглашены старшие чины штаба и свита Государя и Великого Князя.   Я сидел недалеко от Его Величества, наи­скосок.

 К тому времени Государь знал всех старших чинов Шта­ба и знал, что я егерь.

 Отчего-то стали вспоминать Красносельские лагеря и за­говорили о стариках-фельдфебелях.

 Его Величество стал называть по фамилиям и вспоминать фельдфебелей шефских рот.   Дошла очередь до егерей, Его Величество обратился ко мне, я говорю: «Гостилов, Ваше Ве­личество». «Нет, Кондзеровский, это молодой, а старик пре­жний фельдфебель, помните, он еще говорил так», — и Его Величество прекрасно показал, как рапортовал наш старик.

 Мне, как и сейчас, точно что-то забило в голову, не могу вспомнить фамилию.

 «Как мне не стыдно. Ваше Величество, но фамилию за­был, помню старика прекрасно, а фамилию вспомнить не могу — «Ну погодите, Я вспомню».

 Его Величество продолжал разговор о других фельдфебе­лях, но очень скоро обращается ко мне и говорит: «Шалберов».

 «Так точно, Ваше Величество, Вы меня совсем присты­дили».

 

А. Танеева (Вырубова) "Страницы моей жизни"

 Императрица ездила с дочерьми в Наугейм, любовалась магазинами и иногда заходила что-нибудь купить.  Раз как-то приехал в Хомбург Государь с двумя старшими великими княжнами; дали знать, чтобы я их встретила.  Мы более часу гуляли по городу.  Государь не без удовольствия рассматривал  выставленные в окнах магазинов вещи.  Вскоре, однако, нас обнаружила полиция: откуда-то взялся фотограф, и снятая фотография появилась затем на страницах журнала "Die Woche".   Идя переулком по направлению к парку, мы столкнулись с почтовым экипажем, с которого неожиданного свалился на мостовую ящик.  Государь сейчас же сошел с панели, поднял с дороги тяжелый  ящик и подал почтовому служащему; тот едва его поблагодарил.  На мое замечание, зачем он беспокоится, Государь ответил: "Чем выше человек, тем скорее он должен помогать всем и никогда в обращении не напоминать своего положения;  такими должны быть и мои дети".

Из записок генерала А.Ф. Редигера

"Царский комфорт как бы отсутствовал  в семье.  Царица во всем старалась (...) устранить роскошь.  Последнее особенно сказывалось в костюмах.  И Царица, и дочери одевались чрезвычайно скромно.  Носили платья из самой простой ткани, старались донашивать их.  Бывший военный министр генерал А.Ф. Редигер (умер в 1920г.)  сообщает в своих записках интересные факты (они не были изданы, не знаю, уцелели ли). 

В один из его докладов Государю ему пришлось ожидать, так как Государь задержался на прогулке.  Сидя в Александровском дворце в Царском Селе у окна, выходившего в парк, и поджидая Государя, ген. Редигер наконец увидел возвращающего пешком Государя с пятью девочками.  В четырех генерал сразу же узнал царских дочерей, но ни как не мог догадаться, откуда взялась пятая - меньшая. 

Когда вошел Государь и со свойственной ему любезностью извинился, что, увлекшись прогулкой с детьми, задержал министра, ген. Редигер не удержался, чтобы не спросить: что это за маленькая девочка, которую Государь вел за руку. - Ах это Алексей Николаевич, - смеясь, сказал Государь. - Он донашивает платья своих сестер, вот Вы и приняли его за девочку." (Шавельский Г.  Воспоминания последнего протопресвитера Русской Армии и Флота. - Нью-Йорк, 1954.-Т.1-С.56)

  на фото Николай II с Наследником Алексеем Николаевичем

 

 Из воспоминаний Гавриил Константиновича:

"Вскоре после окончания лагеря я дежурил у Государя в Петергофе.  Как всегда, я завтракал и обедал у Их Величеств в Александрии, в их небольшом скромно обставленном дворце, на самом берегу Финского залива. 

Вечером, около восьми часов, я ждал в самой столовой выхода Государя и Государыни; пришел маленький восьмилетний Наследник Алексей Николаевич, одетый в белую матросскую голландку.  Он стал шалить и говорить всякие глупости, сел на пол и почему-то  снял свой башмак.  Помнится, я его за это укорял.  Алексей обратился к стоявшему в столовой лакею и, указав на меня, сказал, : "Выведи его!"  Мне послышалось, что идет Государь, и я сказал Алексею: "Папа идет!".  Алексей испугался и стал проворно надевать башмак.  Наследник был большой шалун.  Государь его подтягивал и строго говорил ему: "Алексей!".  Наследник его побаивался.

Гавриил Константинович "В мраморном дворце".

 

На фото Алексей с румынской принцессой Илианой, на заднем плане Мария Николаевна, Финляндия 1912г. 

Марков С.В.  "Покинутая Царская Семья"

Еще в отроческие годы Наследник уже  сознавал свое положение и я помню как мой отчим, вернувшись после завтрака во дворце, рассказывал, что когда все вышли из-за стола на внутренний мавританский дворик  дворца, где Государь обыкновенно курил и разговаривал с приглашенными, Наследник задержался в столовой, и, сидя за столом, что-то усиленно измерял на нем спичкой.  В этот момент к нему подошел генерал Сухомлинов и поздоровался с ним.  В ответ на его: "Здравия желаю, Ваше Императорское Высочество", он услышал озабоченное "Здравствуйте", и наследник, не обращая на него внимания, продолжал заниматься своим делом.  Тогда генерал полушутя, полуобиженно заметил:

- нехорошо, Ваше Императорское Высочество, меня, старика, так обижать!

Тогда Наследник встал, протянул руку генералу и после вторичного "Здравствуйте" нахмуренно прибавил:

- Но в следующий раз, когда я занят, прошу мне не мешать!

на фото Алексей Николаевич в Ливадии

 

—Обладая отзывчивой душой и поразительно добрым сердцем, Наследник был чрезвычайно чуток к чужому горю.   Как-то бе­гая около дворца, Он заметил дневального, который украдкой плакал на посту и не заметил, как к нему подошел Наследник.    Вытянувшись, как каменное изваяние, бедняга совершенно рас­терялся, когда Наследник стал расспрашивать его о причинах его горя.   Солдат вначале мялся, но потом услышал:

 —     Я тебе приказываю сказать, почему ты плакал!

 Он объяснил Наследнику, что получил из дому письмо, в ко­тором сообщалось, что у его родителей пала последняя корова. Тогда Наследник приказал ему вызвать дежурного. На свист дневального последний прибежал, как одурелый, думая, что случилось несчастие, и окончательно растерялся, когда увидел Наследника.

 По приказанию последнего он заменил пост, и Наследник буквально за руку привел ошалевшего от неожиданности сол­дата во дворец, прямо к Государыне, тоже в первый момент не понявшей, в чем дело. Наследник, еще издалека, увидев Государыню, закричал ей:

 —Мама, Мама, я привел тебе бедного солдатика! У него до­ма последняя коровка умерла, и ему надо помочь!

 Когда все выяснилось, солдату, не помнившему себя от счас­тия, было выдано по приказанию Государя, насколько мне пом­нится, 300 рублей для пересылки родителям.

 Марков С. В. Покинутая Царская Семья. Вена., 1928. С. 34-35.

 

 Из воспоминаний Игумена  Серафима (Кузнецова):

"Цесаревич всех радовал  своим не по годам остроумием и смышленостью.  Однажды, будучи еще ребенком, он играл со своим одногодком мальчиком, и ему нужно было его провести мимо часового, который не мог его пропустить по долгу службы.  Тогда Цесаревич задумался в своем детском соображении, как бы это сделать.  Наконец после долгого размышления, подходит к часовому, приказывает ему внимательно  смотреть  на вершину высокого дерева до тех пор, пока он ему не даст своего приказа.  Часовой, не поняв цели приказания, ослушаться не мог.  В это время Алексей Николаевич провел стоявшего за углом мальчика мимо караульного поста, подошел к часовому и спросил, не заметил ли он кого на дереве, поблагодарил за точно выполненное приказание и был доволен, что достиг своей цели".

Игумен Серафим Кузнецов.  "Православный Царь Мученик". - Пекин, 1920.

На фото Цесаревич Алексей Николаевич и генерал бельгийской армии Риккель в Ставке, лето 1916г.