Подробности

Опубликовано 10.03.2013 11:57

Просмотров: 3038

Боль и скорбь Николая II (Воспоминания сестры)

Не секрет, что царствование Императора Николая II было трудным, причем с каждым годом проблем становилось все больше.   По мнению Великой княгини, в крушении Дома Романовых были повинны не столько политики или интеллигенция, сколько сами Романовы.
– Нет никакого сомнения в том, что распаду Российской Империи способствовало последнее поколение Романовых, – заявила Ольга Александровна (младшая сестра Николая II). – Дело в том, что все эти роковые годы Романовы, которым следовало бы являть собой самых стойких и верных защитников престола, не отвечали нормам морали и не придерживались семейных традиций.

За последние десятилетия XIX века Императорская фамилия значительно увеличилась.   У некоторых сыновей Николая I было по шесть детей.   Они образовали целый клан, и Александр III, целиком отдавая себе отчет в том, что необходимо сохранять честь старинного их рода и выполнять огромные обязательства, которые накладывала принадлежность к этому роду, правил всеми ими как патриарх. Он не мог не знать о существовании среди Романовых отдельных партий и соперничества между ними.   И не любил их всех одинаково.   Мало общего, к примеру, было между ним самим и его младшими братьями, в особенности, Великим князем Владимиром Александровичем.   Тем не менее, Александру III удавалось сохранить внешнюю видимость достоинства и единства.   Он управлял фамилией, и члены ее боялись Царя.   Он не терпел бездельников и расточителей.   Отсюда не следует, что все члены семейства Романовых вели столь же безупречную жизнь, как и он сам.   Но открытых скандалов не было.   Ни в самой Империи, ни за ее пределами не распространялись смачные истории об альковных похождениях, греховных пристрастиях членов клана и тому подобное.   По существу, Император был стержнем династии.    Хотя внутренняя связь между отдельными ее представителями была далека от совершенства, фасад был достаточно надежен.

Но Александр III умер слишком рано, и после его смерти связи распались.   В тех случаях, когда он бы приказал, его сын стал бы упрашивать.   Начали образовываться группировки.   Великий князь Владимир Александрович – очень умный, прекрасно образованный, честолюбивый интриган – играл главную скрипку (всех интриг).   Независимо от их различий великокняжеские дворы объединяла их общая решимость утвердить себя и общая неприязнь к молодой Императрице, супруге Государя.

– Не хочу сказать, что среди нас не было никого, кто обладал бы достаточным умом и способностями, чтобы служить Государю и своей Родине, – отмечала Великая княгиня, – но таких было недостаточно.   Большинство из нас досаждали Ники и даже устраивали сцены в его присутствии, чтобы удовлетворить свои интересы, свои ничтожные помыслы.   Придирались ко всему, что он делал или не делал.   Положение стало, в конце концов, невыносимым, так что вряд ли стоит осуждать Ники за то, что он избегал встреч с некоторыми представителями Императорской фамилии.   Оглядываясь назад, – с грустью проговорила Ольга Александровна, – я убеждаюсь, что слишком многие из нас, Романовых, были эгоистами, которых снедала ненасытная жажда наслаждений и почестей.   Ярче всего это доказывала ужасающая неразборчивость, какую проявляли представители последнего поколения нашей семьи в вопросах брака.   Следовавшие один за другим семейные скандалы не могли не шокировать русское общество.   Но разве хоть кого-то из них заботило, какое они производят впечатление? Ничуть.

В соответствии с Основными Законами ни один из членов Императорской фамилии был не вправе вступать в брак без разрешения монарха, не вправе он был также вступать в брак с разведенными лицами или в неравнородный брак.   Однако в течение нескольких лет, после воцарения Императора Николая II, произошла целая серия матримониальных бунтов и даже кое-что похуже.   Последовала череда скандально прогремевших на всю Европу любовных треугольников.   По этому поводу Государь писал родительнице:

«Еще весною я имел с ним [В.к.Павлом] крутой разговор, кончившийся тем, что я его предупредил о всех последствиях, которые его ожидают.   К всеобщему огорчению, ничего не помогло...   Как все это больно и тяжело и как совестно перед всем светом за наше семейство! Какое теперь ручательство, что Кирилл не сделает того же завтра, и Борис или Сергей М. поступят так же послезавтра?  И целая колония Русской Имп. фамилии будет жить в Париже со своими полузаконными или незаконными женами!   Бог знает, что такое за время, когда один только эгоизм царствует над всеми другими чувствами: совести, долга и порядочности!»

На Императора обрушился еще более тяжелый удар.   Великий князь Михаил, его родной брат, предпочел нарушить закон, хуже того, порвать с традициями Дома Романовых.   Что пережили его сестры, в особенности, Ольга, трудно себе представить.   Великий князь изолировал себя от Императорской фамилии сравнительно давно, но известие о его браке скрывать долго было нельзя, и ему было запрещено возвращаться в Россию (Михаил Александрович женился на разведенной, скандальной женщине).   Лишь с началом Великой войны Государь разрешил брату вернуться на родину, и его супруга получила титул графини Брасовой.   Ни сам Император, ни обе Императрицы не принимали у себя жену Михаила.

– Представляете себе, как все это воспринял Ники? – спросила Ольга Александровна. – Михаил был единственным братом, который у него остался.   Он мог бы оказать Ники большую помощь. Снова повторяю, виноваты мы все.   Из троих сыновей дяди Владимира один был выслан за границу, второй, Борис, открыто жил с любовницей, а от третьего, Андрея, не было никакого проку.   А ведь они были сыновьями старшего Великого князя и по закону о престолонаследии стояли на третьем месте – после Алексея и Михаила.   Не было никого из членов нашей фамилии, которые могли оказать поддержку Ники, за исключением, может быть, Сандро, моего зятя, да и там со временем начались нелады: между Сандро и Ксенией появились серьезные разногласия.   Какой же пример могли мы дать своим соотечественникам?   Ничего удивительного в том, что Ники, не находя нигде поддержки, стал фаталистом.   Нередко, обнимая меня за плечи, он говорил: «Я родился в день Иова Многострадального.   Я готов принять свою судьбу».

6 января 1905 года на Неве перед Зимним дворцом происходила традиционная церемония водосвятия.   Как всегда на льду был сооружен помост для Императора, свиты и духовенства. Члены Императорской семьи, дипломаты и придворные наблюдали за происходящим из окон дворца.   Во льду была проделана прорубь – Иордань, – куда митрополит Санкт-Петербургский погрузил свой золотой крест, торжественно освятив воду в Иордани.   После церемонии водосвятия раздался салют из орудий Петропавловской крепости, несмотря на все меры предосторожности, группе террористов удалось проникнуть в крепость и зарядить орудия боевыми снарядами.   Одним из снарядов был тяжело ранен городовой, стоявший позади Императора [фамилия городового была Романов].   Второй ударил в Адмиралтейство.   Третьим снарядом разбило окно во дворце – всего в нескольких метрах от того места, где стояли Вдовствующая Императрица и Великая княгиня.   Все пришли в замешательство – полицейские и военные бегали во всех направлениях.   В течение нескольких минут ни мать, ни дочь не смогли обнаружить невысокую, худощавую фигуру Императора.   Затем они увидели его.   Государь стоял на том же месте, на котором находился в начале церемонии.   Стоял, не шевелясь и очень прямо.

Обеим женщинам пришлось ждать, когда Император вернется во дворец.   Увидев сестру, он рассказал, что услышал, как просвистел над его головой снаряд.

– Я понял, что кто-то пытается убить меня.   Я только перекрестился.   Что мне еще оставалось делать?

– Это было характерно для Ники, – прибавила Великая княгиня. – Он не знал, что такое страх.   И в то же время казалось, что он готов погибнуть.

Три дня спустя над Петербургом разыгралась буря почище этой.   В воскресенье 9 января толпы рабочих, предводительствуемые священником Георгием Гапоном, пересекли Троицкий мост и шли по набережным к Зимнему дворцу, чтобы передать петицию Императору.   Им сообщили, что Император находится в Царском Селе.   Но демонстранты не поверили.   Они продолжали ломиться вперед. В конце концов жестокость полиции и жестокость дикой толпы столкнулись между собой. Открыли огонь казаки.   Девяносто два рабочих было убито, и почти триста – ранено.

Этот день вошел в русскую историю, как «Кровавое Воскресенье».   По-видимому, цензоры пропустили все телеграфные отчеты, посланные за границу иностранными корреспондентами, аккредитованными в Петербурге.   Факты сами по себе должны были потрясти Европу, но зарубежные корреспонденты, за многими исключениями, значительно увеличили число жертв и описали инцидент гораздо более мрачными красками, чем это было на самом деле.   Не сообщалось в их отчетах ни о том, что в полицию швыряли камни, ни о множестве автомобилей, разбитых толпой по пути к Зимнему, ни о том, что большинство мирных жителей столицы спрятались у себя дома, закрыв ставнями окна и забаррикадировав двери.   В опубликованных отчетах утверждалось, будто демонстрация была мирной, будто рабочие хотели лишь поведать Императору о своих бедах, и якобы в действиях толпы не было и намека на революционные настроения [Шествие 9 января было организовано провокаторами и агентами охранки, в числе которых были Азеф, Пинхус Рутенберг, Манасевич-Мануйлов вместе с Г.Гапоном. Как указывал в своих мемуарах французский посол в России Морис Палеолог, именно Манасевич-Мануйлов, «сексот» Палеолога, организовал и ряд «погромов, пронесшихся над еврейскими кварталами Киева, Александрова и Одессы», хотя сам был евреем.

Жизнь в Империи стала более спокойной во время пребывания Столыпина на своей должности.

– Никогда не забуду ужас и горе Ники.   Когда Столыпин скончался, Ники находился в Чернигове. Он поспешил вернуться в Киев, поехал в лечебницу и у тела Столыпина опустился на колени.   Те, кто заявляет, будто Ники испытал облегчение, узнав о смерти Столыпина, это люди гадкие, и у меня нет слов, чтобы сказать, что я о них думаю. Мой брат был очень сдержан, но он никогда не лицемерил.   Он действительно был убит кончиной Столыпина.   Я это знаю.   В некоторых книгах, прочитанных мною, утверждается, будто мой брат завидовал своему премьер-министру и делал все, что в его силах, чтобы повредить Столыпину.   Это подлая ложь – как и многое остальное.   Прекрасно помню, как Ники однажды сказал мне: «Иногда Столыпин начинает своевольничать, что меня раздражает, однако так продолжается недолго.   Он лучший председатель совета министров, какой у меня когда-либо был».

Несмотря на сравнительно спокойную обстановку в России в то время, враждебное отношение к Царственной чете не ослабевало.   Эта неприязнь, как неустанно повторяла Великая княгиня исходила не от масс народа, а от светского общества, недовольного тем, что более не устраиваются придворные балы, и увы, со стороны отдельных представителей клана Романовых.

Одну из поездок по России со своим братом Николаем, Ольга Александровна описала так: " Это было гораздо лучше, чем находиться в бальных залах Петербурга, – с теплым чувством проговорила Великая Княгиня. – Повсюду, где бы мы ни появлялись, мы видели проявления преданности, доходившие до экстаза.   Когда наш пароход плыл по Волге, мы видели толпы крестьян, стоявших по пояс в воде, чтобы взглянуть на Ники.   Я наблюдала в некоторых городах, как ремесленники и мастеровые падали на колени, чтобы поцеловать его тень, когда мы проходили мимо них.   Раздавались оглушительные приветственные возгласы.   При виде этих восторженных толп кто бы мог подумать, что не пройдет и четырех лет, как само имя Ники будет смешано с грязью и станет предметом ненависти!"

Йен Воррес: "Великая княгиня много рассказывала мне о своих предках, указывая на то, что большинство европейских историков смотрели на них как бы в испорченную подзорную трубу, нередко не учитывая причины того или иного их действия и столь же часто основывая свои выводы на ненадежных свидетельствах.   Однажды Великая княгиня процитировала мне книгу, в которой утверждалось, будто убийство Императора Александра II почти не произвело никакого впечатления на русский народ, который отнесся к этому известию с совершенным равнодушием.

– Клянусь небом! – воскликнула Ольга Александровна, и в глазах ее вспыхнул гнев. – Да в молодости я встречала многие сотни людей, которые были свидетелями всенародного горя по поводу убийства Царя-Освободителя.   Но ведь гораздо выгоднее вспоминать о жестокости Петра Великого, о любовниках Екатерины II, о мнимом мистицизме Александра I, и все прочее в таком же духе.   А уж легенда о Распутине стала, естественно, настоящей золотой жилой для голливудских дельцов!   Разве кто-нибудь посмеет написать правду о Ники и Алики?   Сплетни, распространяемые о них, просто чудовищны, и я уверена, что все подлинные документы о них никогда не будут опубликованы Кремлем – если только они уже не уничтожены".

Вот, что еще пишет в своих воспоминаниях Ольга Александровна:

– Наш род относился к идее Царского служения, как ко священному долгу, от которого ничто, кроме смерти, не могло освободить их.   Кто-то мне рассказывал, что королева Виктория, узнав о помолвке Алики, ее любимой внучки, с Ники, сначала очень встревожилась.   Королева назвала российский престол «троном, усыпанным терниями», и на этот раз старая дама была права". (из книги - Йен Воррес
"Последняя Великая Княгиня")
 

 Ольга Александровна с мужем Николаем Куликовским и детьми Тихоном и Гурием

• < Назад
• Вперёд >